Что делать, когда ничего не поделать: три истории из жизни российских политэмигрантов в Тбилиси
Ника Мусави
По подсчетам Национальной администрации туризма Грузии в апреле 2022 года в страну прибыли более 30 тысяч граждан России. С начала войны в Украине эти цифры приобрели новое значение. Все понимают, что речь идет вовсе не о туристах, а о политэмигрантах. Конечно, не все они – инакомыслящие, активисты и борцы с режимом, но таковые составляют, как минимум, заметное «невооруженным глазом» большинство. Оказавшись в Тбилиси, многие пытаются хоть как-то продолжать свою прерванную войной деятельность, насколько это возможно в другой стране.
Среди различных инициатив есть как сугубо политические, ориентированные на Россию, так и более «гуманитарные», целевой аудиторией которых являются, преимущественно, сами же эмигранты. Каждая из таких инициатив – коллективная или индивидуальная – это способ, с одной стороны, делать что-то, когда, казалось бы, ничего уже поделать нельзя. А с другой стороны – способ не только выживать, но и продолжать активную деятельность, помогать другим. В каждой новой инициативе отражается личная история эмигранта, внезапно оказавшегося на распутье.
Партия мертвых в Тбилиси
Последнее, что сделал художник-акционист Максим Евстропов перед отъездом из России в середине марта 2022 года – выставил вдоль железнодорожных путей несколько картонных черепов на палочках. Назвал эту прощальную инсталляцию «Подснежниками русской весны». Вскоре после этого он уже оказался среди безмятежно цветущей тбилисской весны – первой весны его эмиграции.
«Самое ироничное – то, что я ещё до войны собирался в апреле в Тбилиси. Но по сугубо личным причинам. А вот эмиграция до недавних пор была для меня, скорее, чем-то гипотетическим. Если ты занимаешься политическим активизмом в России, то, скорее всего, рано или поздно, столкнешься с гонениями и необходимостью уехать из страны. Это дело известное. Мне до сих пор сложно оценивать риски своей ситуации. Возможно, мне удалось бы продолжать что-то делать, оставаясь там, не знаю. В какой-то момент атмосфера стала совсем удушливой. Везде стали появляться буквы Z, собирающие новое фашистское тело, заговорили о том, что вот-вот могут закрыть границы. Но в целом, решение уехать далось мне нелегко».
Художественно-политический проект «Партия мертвых» Максим создал в 2017 году как ответ на попытку государства говорить от имени покойников, вкладывая в их уста свою собственную риторику (например, акция «Бессмертный полк» на 9 мая или избирательные бюллетени, подписанные умершими людьми). Это – если в очень общих чертах. Идеология этой «Партии» куда более многослойна, вплоть до попытки то ли подчеркнуть «мертвость» политической жизни страны, то ли реанимировать ее. Но, так или иначе, «Партия» регулярно проводила в Санкт-Петербурге собственные акции-перформансы, и участвовала в мероприятиях, организуемых друзьями и единомышленниками. Максим мечтал, что однажды ее деятельность выйдет за пределы России. Отчасти так оно и получилось – теперь у «Партии мертвых» появилось тбилисское «отделение».
«Сложно однозначно ответить, зачем я продолжаю заниматься этим здесь. Есть сразу несколько «чтобы». Чтобы поддерживать ребят из нашей «Партии», оставшихся в России, и продолжающих свою деятельность там. Чтобы самому сохранять связь с этим проектом. Чтобы дать другим переехавшим сюда россиянам возможность что-то делать в ограниченных условиях эмиграции. И, наконец, чтобы дело мертвых жило – потому что это общее дело. Ситуация, в которой мы все оказались, «хороша», если так можно выразиться, тем, что люди, которые жили в своих контекстах, вращались в отдельных кругах, вдруг выпали из них, «перемешались», сблизились. Сейчас подходящий момент для новых коллабораций. И «Партия мертвых» здесь очень быстро пополнилась новобранцами, с некоторыми из которых я прежде был знаком лишь поверхностно, а со многими – и вовсе незнаком».
За полтора весенних месяца «Партия мертвых» провела три акции в центре Тбилиси, третья из которых, посвященная 77-му дню войны, привлекла внимание не только прохожих на проспекте Шоты Руставели, но и журналистов. В итоге о существовании чудно́й компании россиян, притворяющихся мертвыми, чтобы говорить о проблемах живых, узнала широкая грузинская публика. «Мало нам было своих сумасшедших, еще и российские приехали», – примерно такой добродушно-ворчливый вердикт вынесли тбилисцы, толерантные к любым, даже самым экстравагантным видам протестов (особенно, если это протест против российского правительства).
«Порой мне кажется, что делать все это в Грузии бессмысленно, или, как минимум, куда менее осмысленно, чем в России. Ведь то, что мы стремимся донести, адресовано, в первую очередь туда, россиянам. Но, тем не менее, мы делаем это. Еще порой мне кажется, что здесь слишком, незаслуженно для нас хорошо. Знаю, что подобное же чувство испытали многие эмигранты. Особенно – на первых порах, попав из той мрачной, зловещей российской реальности со всеми этими «Z» в мирный город среди зеленеющих холмов. Мне нравится Тбилиси. Нравится некоторая хаотичность здешней жизни, особая атмосфера, памятная по старым грузинским фильмам, которые смотрел еще в детстве. Не знаю, сколько я здесь пробуду. Может, до осени. Очень сложно загадывать на будущее сейчас».
In Limbo
Константин Шавловский много лет собирался приехать в Тбилиси, но на это всегда не хватало времени. Работа на «Ленфильме» и многочисленные проекты съедали 24 часа в сутки и просили еще. Но 3 марта 2022 года он, наконец, оказался здесь – правда, не совсем так, как мечтал.
«Раньше не представлял, что должно произойти, чтобы я по доброй воле покинул страну. Но с началом войны стало понятно, что жить и молчать о том, что происходит, невозможно, а существовать в пространстве публичного высказывания в России небезопасно, и, по большому счету, бессмысленно. И уж совсем трудно мне стало ассоциировать себя с работой государственных структур. Конечно, сама возможность уехать – это огромная привилегия. Кроме того, многие мои подруги и друзья остаются в России, чтобы сохранить работу институций, направленных на гуманизацию российского культурного пространства. Я понимаю их. Я сам много лет жил и работал, руководствуясь этой логикой. Просто, после 24 февраля лично для себя я такой возможности уже не нашел».
Решение уехать было абсолютно импульсивным, а на Грузию выбор пал как на самую «европейскую» из всех стран с безвизовым для россиян режимом. Потом все было, как у всех, как уже много раз описано в статьях и блогах на эту тему. Новый город, на улицах которого то и дело встречаешь старых питерских и московских знакомых. Сухое «Россиянам не сдаю» от арендодателей. «Почему вы здесь вместо того, чтобы свергать Путина?» от незнакомцев в кафе. Поддержка местных друзей, попытки осмотреться вокруг, осмыслить, где ты, кто ты теперь и что делать дальше… И когда с первым шоком и болью удалось как-то совладать, когда благополучно отыскалось жилье, а грузинское общество перестало так остро реагировать на «понаехавших», последние два вопроса никуда не делись. Напротив, они полностью завладели сознанием.
«В средневековом католицизме существовало такое понятие, как «лимб» – место, в котором оказываются души умерших, не попавших ни в рай, ни в ад, ни даже в чистилище. Место «ни туда, ни сюда», подвешенное состояние. Примерно так я себя и ощущаю здесь, как и многие мои знакомые, оказавшиеся в Тбилиси, Ереване и Стамбуле после 24 февраля».
Обнаружив себя в лимбе, можно всеми силами стараться из него выбраться, развернуть бурную деятельность по обустройству лимба или же сесть и подумать. Константин выбрал третий вариант – дал себе время на размышление и переосмысление. И хотя на полноценную деятельность, как он утверждает, у него сейчас нет ни эмоциональных сил, ни вдохновения, ни мотивации, но что-то он все же сделал. Вместе со своей коллегой, продюсером и режиссером Мариам Песвианидзе они создали в Тбилиси киноклуб под названием «In Limbo». Здесь «крутят» авторское кино, а потом обсуждают увиденное с их создателями, среди которых – лауреаты Канн, Берлина, Венеции. Каждую неделю на такие показы собирается по пятьдесят-семьдесят человек. «Сеансы» платные – по 20 лари [около $7] с человека. Вся выручка передается организации «Помогаем уехать», которая содействует эвакуации жителей Украины с территории боевых действий и с оккупированных территорий, а также украинским гражданам, оказавшимся после начала войны в России.
«Фактически, это еженедельный международный фестиваль, «прячущийся» за вывеской небольшого киноклуба. Увидев в первые дни в Тбилиси множество растерянных людей из России, многие из которых, как и я, кинематографисты, я понял, что могу помочь нам всем, что называется, обняться раз в неделю. Наш маленький «In Limbo» – это, в первую очередь, «возможность острова». Для одних – возможность отвлечься, а для других подумать, где и почему мы оказались, и что в нашей культуре и искусстве могло привести к полномасштабной войне в Европе в 21 веке. А еще – это попытка хотя бы минимально помочь людям, которые из-за моей страны оказались в несравнимо более тяжелой ситуации. Своими показами мы собираем не такие уж большие суммы, но мне кажется важным, что достаточно известные люди – режиссеры, актеры, продюсеры, представляющие у нас свои фильмы – сознательно и публично участвуют в благотворительных показах в пользу «Помогаем уехать»».
Мама Сократа
«Я мама Сократа», – представляется при знакомстве Ольга Сутуга. Для человека непосвященного звучит странно. Но в среде российских активистов ее сына Алексея по прозвищу Сократ знали практически все. Алексей Сутуга, погибший осенью 2020 года, был левым анархистом и одним из самых известных участников российского антифашистского движения. И его мама Ольга была и продолжает быть для товарищей Алексея «своим человеком» – и там, в Москве, и тут, в Тбилиси.
«Может, наверно, показаться, что я втянулась во все это из-за Леши. Но, скорее, это он «унаследовал» от меня анархистские взгляды».
Начало войны застало Ольгу в Стамбульском аэропорту на пути в Тбилиси, где она собиралась писать сценарий для документального фильма по дневникам Алексея. Прорыдав несколько часов подряд в ожидании отложенного рейса, она все же прилетела в Грузию. Но работать не смогла. И обратно в Россию тоже уже не вернулась.
«В начале марта позвонила моя дочь, Марина, и стала уговаривать остаться. Сказала, что и сама тоже скоро приедет. Убеждать меня ей пришлось долго. И ей, и нашим друзьям. Это решение казалось единственно разумным всем, кроме меня самой. И не потому, что я испытываю к России какие-то трепетные чувства. Я планировала уехать оттуда лет через пять. Но одно дело – запланированный переезд, и совсем другое – когда тебя вот так вот просто вырывает из привычной жизни. Неделя ушла у меня на то, чтобы осознать свой новый статус «белоэмигранта». И смех, и грех».
Ей, как человеку, прожившему много лет в Москве с ее бешеным темпом, Тбилиси кажется слишком медленным, слишком расслабленным. Не хватает движения, тяготит вынужденное безделье, безденежье, неизвестность, не говоря уже о ситуации в России и Украине. В 62 года все это переживается сложнее, чем в более раннем возрасте. Но, понимая, что даже молодые эмигранты находятся сейчас в сильном стрессе, она хочет помочь им, используя те возможности, которые дают два ее образование – дизайнерское и психологическое. А именно – бесплатно заниматься со всеми желающими арт-терапией.
«Это, конечно, не лекарство от депрессии. Но помогает снять стресс, справиться с сильным эмоциональным напряжением. Мне самой это помогло не сойти с ума в первые полгода после смерти Леши. А если подойти к делу чуть серьезнее, то с помощью арт-терапии, анализируя свои рисунки, вылепленные фигурки и т.д., можно разобраться в себе, понять, что именно беспокоит вас больше всего на данный момент. Такой метод используют в работе с детьми, которые просто не умеют пока объяснять свои переживания и страхи. Но и взрослым это зачастую дается очень непросто».
Холсты, краски, пластилин. Подарки своими руками на свадьбу друзьям-эмигрантам. Эмигрантские дни рождения, эмигрантские новоселья, на которых пьют грузинское вино и обсуждают российскую политику. И эмигрантские проводы. Отсидевшись в Тбилиси, некоторые уже едут дальше на Запад. Ольга тоже знает, что однажды уедет, но пока понятия не имеет куда. Все имеющиеся на сегодняшний день перспективы не вызывают особого энтузиазма.
«Я бы хотела жить в Европе, однако мне сложно представить, как потяну это финансово. Но еще сложнее представить свою жизнь в России, среди людей, с чьего молчаливого согласия или даже одобрения творится то, что творится. Но съездить туда мне все же надо – чтобы установить на могиле Лёши нормальный памятник. А дальше видно будет».