Война, о необходимости которой все время говорили, свершилась! ЧАСТЬ II
Нагорно-Карабахский конфликт до и после осени 2020
Сергей Румянцев
Какие уроки преподнесла Вторая Карабахская война? Как и почему случилось так, что война оказалась неизбежной? Почему мирный процесс и миротворческие инициативы были неэффективными? Как очевидный реванш Азербайджана и поражение Армении изменили ситуацию в противоборствующих странах и каким образом проявили себя разные политические режимы? Как изменились отношения власти и оппозиции в Азербайджане? Какую роль играл религиозный фактор? Несколько тезисов о причинах и последствиях войны, а также будущем Нагорно-Карабахского конфликта.
«…можете ли вы напомнить ради чего мы ведем эту войну?
Мне когда-то говорили, но это было давно, боюсь я забыл.
– Мы ведем эту войну, чтобы национальные меньшинства
сами могли решать свою судьбу»
Дж. М. Кутзее, «Жизнь и время Михаэла К.»
«Кто знает, что станется, когда острые языки зарифмуют
давние обиды со свежей жаждой земли и власти?«
Кадзуо Исигуро, «Погребенный великан»
Конфликт со знаками препинания: быстрое скатывание к войне
Быстрое скатывание ко второй войне началось сразу после апрельской эскалации 2016 года.[1] Эти события показали, что в случае начала военных действий абсолютное большинство с обеих сторон поддержит войну до победного конца. Генеральная репетиция прошла не слишком удачно для Азербайджана. Показала, что военные действия на севере и в районе города Агдам будут слишком сложными. Осенью 2020 года основной удар был перенесен на южную часть линии соприкосновения, вдоль границы с Ираном. Армянская сторона, в свою очередь, была обескуражена большими потерями и первыми за более чем 20 лет территориальными утратами. Но вывод был сделан не в пользу интенсификации мирных переговоров, а в сторону поисков новых способов мобилизации населения. После апрельских событий в Армении стартовал проект «Нация-армия», не имевший, впрочем, успеха[2].
Куда больший успех ждал «Бархатную революцию» и, во многом, именно из-за неудач на фронте в апреле 2016 года. Возглавивший правительство Никол Пашинян первоначально сделал ряд довольно расплывчатых, но громких публичных заявлений о необходимости мирного разрешения конфликта. Да и сама биография нового руководителя Армении говорила за него. До прихода к власти он не был связан с выходцами из армейских кругов. Позже Пашиняну удалось даже отправку своего сына на срочную военную службу в Нагорный Карабах представить как завуалированное приглашение к обсуждению мирного урегулирования[3]. Но несколько встреч Пашиняна с Алиевым показали, насколько далеки они были от достижения компромисса. Обе стороны продолжили подготовку к войне, и по результатам 44-дневного противостояния стало очевидным, что Азербайджан отнесся к домашнему заданию куда серьезнее оппонента.
Во время войны азербайджанская сторона на самых разных уровнях и множество раз высказала свои претензии к Николу Пашиняну и его команде (участие в инаугурации карабахского президента, публичное заявление о принадлежности Карабаха Армении и пр.[4]). Подробно повторять их не имеет смысла. Но важно подчеркнуть, что Пашинян будучи неопытным политиком, незнакомым с тонкими правилами политической игры и этикета, быстро усугубил и без того очень сложную ситуацию. Своими действиями он подталкивал Алиева ко все более жесткой реакции. До июля 2020 года еще можно было ограничиваться спорами о «знаках препинания», когда на вызывающее изречение Пашиняна, что «Арцах — это Армения, и точка»[5], последовал оригинальный ответ Алиева, что «Карабах — это Азербайджан и восклицательный знак»[6].
Июльская эскалация 2020 года на границе между Арменией и Азербайджаном поставила и точку, и восклицательный знак. Инициировала столкновения армянская сторона и они прошли крайне неудачно для Азербайджана, который понес больше потерь. Что важнее, погиб высокопоставленный офицер — генерал Полад Гашимов[7]. В этой ситуации армянской стороне стоило бы проявить максимум гибкости и аккуратности с официальными высказываниями. Но популист Пашинян не сумел избежать соблазна и объявил об «очевидной победе армянской силы, мысли и военно-промышленного комплекса«. «Мы долго призывали Азербайджан не говорить с нами на языке силы и угрозы применить силу. Теперь мы можем сказать – Армения не только отвергла угрозу силы за столом переговоров, но и продемонстрировала на поле битвы, что они безосновательны и не отражают реальное соотношение сил, — утверждал Пашинян менее чем за два месяца до начала войны. — Под реальным раскладом мы подразумеваем не только количество вооружений и живой силы, но и прежде всего качество действий и уровень управления«. В довершение сказанного премьер-министр Армении выставил семь ультимативных условий, выполнение которых представлялось обязательным для возобновления мирного процесса[8]. Сейчас трудно сказать, почему не только руководитель государства, но, видимо, и большая часть его граждан, оказались так далеки от понимания реальной расстановки сил. 44-х дней оказалось достаточно, чтобы «самая интеллектуальная, — опять же по мнению Пашиняна, — армия с высокой боевой готовностью» капитулировала, понеся жестокие потери.
Летом 2020 года в очень неустойчивой ситуации, политическому руководству Армении удалось окончательно испортить отношения еще и с Турцией[9], реанимировав к 100-летнему юбилею чрезвычайно болезненную для турков тему о нереализованном Севрском договоре и напомнив большому недружественному соседу о своих территориальных претензиях[10]. «Севрский договор — законный международный и de facto действующий документ«[11], — посчитал уместным напомнить президент Армен Саркисян менее чем за два месяца до войны. В результате Реджеп Эрдоган в открытой и очень жесткой форме поддержал военные действия, начатые Азербайджаном 27 сентября.
Если добавить в эту взрывоопасную смесь очевидные экономические трудности, возникшие как у азербайджанского, так и у турецкого политического режимов в ситуации пандемии, занятость американских политиков президентскими выборами, очевидное отсутствие у руководства России больших симпатий к Пашиняну и его команде и явные негласные договоренности с Азербайджаном, то если бы и не было желания начинать войну, таковое бы несомненно появилось. Последним, но наиболее важным обстоятельством стала самая широкая поддержка войны в самом Азербайджане. Июльские бои вызвали массовую несанкционированную акцию. В центре Баку спонтанно собрались, по меньшей мере, десятки тысяч молодых людей, требовавших войны. Безусловно эти события заставили авторитарный режим всерьез задуматься о перспективах контроля над воинственными эмоциями. За 3–4 недели до 27 сентября каждый житель республики был уверен, что война в самом скором времени начнется, и очень многие если не большинство ждали ее с нетерпением и надеждой на долгожданный реванш. По сути, власть пошла на встречу пожеланиям своих граждан, которых сама же долгие годы готовила к войне.
Перемена мест слагаемых
После 9 ноября важнейшая тема табу — признание поражения в первой войне, утратила свое значение для азербайджанцев. Отныне можно открыто говорить о пережитом вначале 1990-х «национальном унижении» и «поражении». Эти чувства нашли свое выражение уже в самом начале войны. «За прошедшую неделю влияние процесса освобождения наших оккупированных территорий азербайджанской армией отчетливо ощущается на лицах и в поведении людей. […] В атмосфере города царит странный, необъяснимый покой. И вы понимаете, что, несмотря на многочисленные социальные проблемы, для гражданина было важнее желание избавиться от акта длительного унижения, отчистится от него. […] Уже ясно, что, если мы одержим полную победу, мы выйдем из войны другим народом, […] и с возвращением наших земель мы освободимся от комплекса неполноценности«[12].
Сразу после завершения военных действий 11 ноября в составленном ею самой перечне важнейших результатов войны, известная в республике оппозиционная журналистка Хадиджа Исмаил, под четвертым пунктом отметит: «Мы вышли из синдрома поражения«[13]. Один из самых известных критиков азербайджанского политического режима разделяет схожие эмоции и пользуется практически теми же категориями националистического дискурса, что и возглавляющий этот режим Ильхам Алиев. За прошедшие после войны несколько месяцев, не упуская ни одной возможности, президент настойчиво сообщал населению об «исторической победе», закончившей период «нашей национальной трагедии, национального позора». Конкретно эти слова главы государства были посвящены и членам партий «НФА-Мусавата», проигравшим, по мнению президента, первую войну «дезертирам, предателям, трусам, изменникам»[14].
Если вспомнить, что по расхожей версии первая война была проиграна армяно-российскому тандему, то неудивительно, что после «освобождения от комплекса» новая роль отводится и России. По мнению, публичного интеллектуала Эльмира Мирзоева, до войны выступавшего с позиций критика власти: «Всем необходимо понимать, что в течение всех этих 44 дней славной военной кампании, которая безусловно попадет в анналы новейшей военной науки, мы воевали собственно с «российской армией», с их системой и лучшим вооружением. Потому что армия соседей была построена по анналам российской армии и вооружена их самым передовым оружием […]. И да, армяне в этом смысле были даже лучше российской армии — в смысле их мотивации и фанатизма. И столь стремительный крах был глубоким позором именно российской военной системы. Откровенный позор их морально устаревшему вооружению. Разгром был поистине чудовищный и масштабы его ещё будут осознаны в будущем. […] Нам просто надо осознать, что Азербайджан уже совсем другое государство и азербайджанская армия представляет из себя совершенно иную структуру и силу, чем в 90-е гг.«[15].
Отныне армянское сообщество готовится переживать свой период «национального унижения» и мечтать о восстановлении «национальной гордости». «Главное, что мы потеряли по итогам 44 дневной войны — это достоинство. Его необходимо восстановить — это наша главная задача«, — считает бывший премьер-министр Армении, ректор Армяно-Российского (Славянского) университета, профессор Армен Дарбинян[16]. Журналистка Эмма Габриелян, выражая эмоции многих своих сограждан рассказывает, как трудно было «на 44-й день масштабной войны внезапно увидеть унизительный для Арцаха и Армении текст, под которым стоит подпись премьер-министра Республики Армения«[17]. По окончанию войны политики, публичные интеллектуалы или обыватели продолжают пользоваться все тем же языком банального национализма, прибегают к привычным метафорам. Произошла смена ролей, или скорее перемена мест слагаемых, при которой конфликт так и сохранил свою актуальность.
Конец очередной войны или завершение конфликта?
Уже в первые недели после окончания военных действий в Азербайджане рефреном зазвучало максималистское по духу утверждение, что конфликт был наконец завершен. «Азербайджан урегулировал конфликт, продолжавшийся около 30 лет, — категорично заявил Ильхам Алиев на встрече с сопредседателями Минской группы ОБСЕ в Баку через месяц после окончания войны 12 декабря 2020 года, — добился этого силовым путем и политическими средствами. Я согласен с Президентом Путиным – одним из глав государств-сопредседателей в том, что Нагорно-карабахский конфликт уже стал историей«[18]. Впрочем, сам Владимир Путин в своих высказываниях был куда более осторожен, выражая только надежду на завершение «кровопролитного конфликта«[19].
По словам британского политолога Лоренса Броерса[20], подписанный тремя сторонами (Россией, Азербайджаном и Арменией) документ — это очередное соглашение о прекращении огня, весьма далекое по своему содержанию от долговременного мирного договора. Другими словами, Вторая Карабахская война закончилась, но конфликт продолжается. И иначе быть не могло. Решить националистический конфликт методами национализма невозможно.
В первые же дни после остановки военных действий в Армении начались бурные дискуссии о причинах поражения и перспективах реванша. Теперь уже бывший министр обороны Давид Тоноян по горячим следам 10 ноября утверждал, что у армян «сформировался героический ген», и что «в Армении продолжится работа по реформированию вооруженных сил«[21]. В Азербайджане после апрельской эскалации 2016 года много говорили о «мощной и современной азербайджанской армии«[22]. Осенью 2020-го граждане Азербайджана уверовали в ее непобедимость. «В не последней, как нам теперь объясняют армяне, войне за Карабах мы выставили армию, которая готова была на голову выше противника. В то время как армяне и вторящий им мир обманывал себя байками про наемников и прочих арабов, наша сугубо азербайджанская армия метала врага как Тузик грелку«[23].
Проигравшая сторона медленно учится верить в свою способность мобилизоваться и добиться реванша. Сторона, победившая войну, похоже, полностью убеждена в том, что отныне азербайджанская армия навсегда сохранит уровень, достигнутый к осени 2020 года. Известный и критически настроенный к политическому режиму блоггер отныне создает идеализированный конструкт долгого и трудного пути к победе: «Азербайджан выстоял и спустя 30 лет вернулся. […] все эти годы мы молчали и работали. Знали, куда тратятся нефтедоллары, и никто не возражал против того, что могли бы жить как в Дубае, а уровень жизни азербайджанцев был ниже российского. Разумеется, кроме коррупционного воровства, разгильдяйства и прочих недостатков. Но ни разу не было, чтобы кто-то возмутился по поводу громадных трат на вооружение и армию. Готовы были отдать еще столько же, молча, чтобы вернуться в наши земли«[24].
В Армении тоже не возражали против больших военных бюджетов в бедной стране. Возмущение пришло только с осознанием того факта, что потраченные на армию ресурсы себя не оправдали. Положение дел в первые же дни после войны позволяет думать, что эта тенденция сохранится, и население обеих стран в последующие годы продолжит молчаливо соглашаться с громадными тратами на вооружение, взамен развития социальной сферы, реформирования системы образования или экономики.
Трудно сказать, какие средства для проведения реформ и строительства новой армии способно найти нынешнее или будущее армянское руководство. Но даже если дополнительные ресурсы не будут найдены, усиление вооруженных сил станет для Армении приоритетной задачей на ближайшие десятилетия, а милитаризация страны почти наверняка только усилится. Рассчитывать на возобновление потока нефтедолларов в прежних объемах не приходится и Азербайджану. Но и в послевоенных условиях азербайджанскому политическому режиму будет очень сложно пойти на снижение темпов милитаризации. Отказаться от большой и дорогостоящей армии в ближайшие годы не удастся. Напротив, уже в июне 2021 года на встрече с военнослужащими по случаю Дня вооруженных сил Ильхам Алиев заявил, что «Армении следует осознать, что Азербайджан и впредь, несомненно, будет преумножать свое могущество. В том числе возрастет наша военная мощь. После войны уже даны соответствующие указания, подписаны новые контракты, начался процесс приобретения новых вооружений, техники, техники на основе современных технологий. Утверждены структурные реформы наших Вооруженных сил. Могу сказать, что будет расширен численный состав наших Вооруженных сил, армии. Конечно, правильно проанализировав итоги и ход Второй Карабахской войны, мы преумножим нашу военную мощь»[25]. Подтверждением этим словам стали и многочисленные военные учения, проводившиеся в 2021 году. В том числе совместно с Турцией и Пакистаном.
Отныне сохранение большой хорошо вооруженной боеспособной армии – это ключевой компонент дискурса о высокой эффективности режима Алиева. Нескончаемые утверждения об успехах в социальной сфере, здравоохранении, образовании, развитии и диверсификации экономики, всегда порождают обоснованные сомнения и критику и мало кого в республике способны убедить. Повседневные трудности быстро нивелируют создаваемые властью мифы процветания. После осени 2020 года только институт армии вызывает полное и безоговорочное доверие, а успех армиестроительства стал важнейшим компонентом легитимности власти. В рамках официального дискурса режиму и конкретно Ильхаму Алиеву удалось создать «настолько мощную армию», что «если бы нам противостояла даже ведущая страна мира, то и у нее не было бы никаких шансов перед нами. То есть, это свидетельствует о том, что сегодня азербайджанская армия входит в число сильных в мировом масштабе»[26].
Кроме того, впереди сложный процесс делимитации и демаркации границы между двумя республикам, в ситуации продолжающегося конфликта ведущий к созданию новой линии соприкосновения между враждебными соседями. По меньшей мере в ближайшие годы обеим странам придется содержать значительные по численности вооруженные силы в пограничных районах. За прошедший после войны год вооруженные столкновения на линии соприкосновения вновь становятся нормой, как это было и до осени 2020 года. 16 ноября 2021 года серия таких инцидентов закончилась гибелью, ранением и пленением десятков военнослужащих. До «44-дневной войны» такую ситуацию сочли бы серьезной и опасной эскалацией.
Успех в осенней войне уже привел к усилению позиций самого института армии в Азербайджане. Люди в военной форме никогда не обладали сколько-нибудь значимым влиянием. Еще с советских лет карьера в армии в Азербайджане не считалась привлекательной, и была по большей части уделом выходцев из самых бедных регионов и семей. До 2020 года за армией тянулся неудобный шлейф досадного поражения 1990-х. Но успешный реванш многое изменил. Офицеры и генералы приобрели мощный символический ресурс, превратившись в героев победителей и освободителей. Их вес и присутствие в публичном поле неизбежно будут расти. Сейчас нишу главного героя стремится удерживать Ильхам Алиев — «блистательный военачальник» под руководством которого была одержана «историческая победа». Само стремление президента и даже первой леди использовать любую возможность, чтобы показаться на публике в военной форме, многое может рассказать о росте авторитета человека в камуфляже. Но рано или поздно авторитарная власть пошатнется и в этот момент армия может заявить о себе как самостоятельная сила.
Когда позиции остаются неизменными
Настроения в Армении оставляют мало надежд на мирную трансформацию конфликта, заключение и реальную имплементацию полноценного мирного договора. В соглашении никак не прописан статус Нагорного Карабаха и этот вопрос волнует оба общества. В своем интервью для ТАСС 25 ноября Пашинян на вопрос журналиста ответил: «Вы знаете позицию Армении по статусу Нагорного Карабаха, и наша позиция, конечно же, не изменилась«[27]. Новый назначенный уже после войны министр иностранных дел Ара Айвазян вначале декабря 2020 года вновь публично и в гораздо более ультимативной форме выразил неизменную позицию армянского политического режима: «Арцах не может находиться под юрисдикцией Азербайджана ни при каких обстоятельствах […] армяне Арцаха обладают теми же правами, что и все другие народы мира. Арцах — это реальность на геополитической карте, которую должно признать международное сообщество«[28]. 16 декабря в интервью газете Le monde Айвазян заявлял, что вопрос возможного признания независимости Карабаха со стороны Армении также не утратил своей актуальности. В случае несогласия Азербайджана продолжать переговоры по статусу региона (читай, предоставления ему независимости или максимально возможной автономии), «Армения рассмотрит вопрос признания республики Арцах»[29]. За прошедшие месяцы риторика МИДа Армении хоть и становилась менее воинственной и резкой, но и по мнению нового министра Арарата Мирзояна, статус Нагорного Карабаха должен лежать в основе урегулирования[30]. Не забывает высказываться и МИД Карабаха/Арцаха: «В этот скорбный день [годовщина начала военных действий] мы гордимся мужеством и героизмом Защитников Родины и воздаем дань уважения памяти жертв, отдавших свою жизнь за свободу и независимость Арцаха»[31].
Очень быстро, по сути, в процессе войны, сформировался и миф, позволяющий сохранить хотя бы крупицы все то же «национальной гордости». Армения проиграла не Азербайджану, а Турции, стране, содержащей одну из лучших в НАТО армий[32] и сирийским наемникам[33]. «Июльские события 2020 года показали, что мы готовы к войне с Азербайджаном. Но впоследствии, — утверждает Никол Пашинян, — были вовлечены наемники, Турция. И это стало основной причиной неудачи армянской стороны«[34]. Но мифы пока мало помогают изменить текущее положение дел. После войны Армения переживает тяжелый политический и экономический кризис. Мало вероятно, что страна сможет из него быстро выйти. Но точно так же мало вероятно, что реваншистские и националистические настроения быстро сойдут на нет, Армения смирится с поражением и начнет строить новые (без претензий на «историческую справедливость» и «возвращение исторических территорий») отношения с Азербайджаном и Турцией. Предлагаются разные варианты выхода из «всеармянской депрессии«, но у идеи затаиться и ждать подходящего момента для реванша («не следует торопиться, а нужно запастись терпением и дождаться ослабления противника в обозримом будущем«[35]) похоже есть множество сторонников в послевоенной Армении.
Позиция Азербайджана по статусу Нагорного Карабаха также хорошо известна, и она не изменилась. Победителя будет очень сложно убедить предоставить региону сколько-нибудь широкую автономию. Несмотря на празднование победы, не только политическая оппозиция, но и широкие слои населения крайне недовольны вводом российских миротворцев. Видят в них угрозу все той же территориальной целостности и суверенитету. Критика условий соглашения будет нарастать в ближайшие 4 года (оставшийся срок мандата для контингента) и при малейшей возможности власть предпримет шаги по выводу миротворцев и установлению прямого контроля над всем Нагорным Карабахом. Воспрепятствовать этому может только российский политический режим, и в ближайшие годы мы многое узнаем о потенциале его влияния на положение дел в регионе.
Так или иначе, но хотя во время войны удалось избежать масштабных этнических чисток и после заключения соглашения распространялись новости о возвращении в Нагорный Карабах десятков тысяч беженцев[36], исход абсолютного большинства армянского населения из региона скорее всего вопрос времени. В населенных пунктах, расположенных в Гадрутском районе, как и в Кельбяджарском и Лачинском районах или в Шуше, перешедших под контроль азербайджанских вооруженных сил, этнических армян не осталось. Многое остается неизменным. Традиция считать исход гражданского населения в ситуации эскалации как норму начала складываться в далекие 1980-е, когда проводились первые массовые этнические чистки.
В перешедшие под контроль Азербайджана районы будут возвращаться семьи многочисленных вынужденных переселенцев, о массовом изгнании которых вначале 1990-х предпочитают не вспоминать в Армении. Многие из них десятки лет были вынуждены жить в крайне неблагоприятных бытовых условиях (в бывших пионер лагерях, общежитиях, недостроенных зданиях). Многие жили мечтой о возвращении. Государство, в свою очередь, приложит все усилия, чтобы демографическая карта этих районов уже в ближайшие годы отражала полное доминирование этнических азербайджанцев.
Ежедневные выступления официальных лиц и дискуссии в СМИ оставляют мало надежд на нормализацию отношений в ближайшие годы. Стороны с большим энтузиазмом обвиняют друг друга в «зверствах»[37], «варварстве»[38] и «вандализме»[39]. Месяц спустя после окончания войны омбудсман Армении говорил о «бесчеловечной жестокости и зверствах» азербайджанских военнослужащих[40]. На тот момент министр иностранных дел Ара Айвазян утверждал: «есть доказательства, что с армянскими военнопленными и находящимися в плену мирными жителями обращаются бесчеловечно«[41]. Практически ежедневно появлявшийся на экранах телевизоров Ильхам Алиев украшал свои речи множеством весьма нелестных эпитетов о противнике. «Это просто какие-то грызуны. Они прорывали там все, что можно. У них многокилометровые туннели, сообщающиеся между собой. Крысиные норы, куда они залезают, сразу же, как слышат шум. Около каждого артиллерийского орудия крысиная нора«[42]. Месяц спустя после окончания войны выступая по случаю «парада победы», Алиев вновь говорил о ненавистном и коварном враге. «Если после этого [военного разгрома] армянский фашизм вновь поднимет голову, то итог будет таким же, — утверждал президент. — Железный кулак Азербайджана вновь сломает им хребет«[43]. Через пару дней на встрече с сопредседателями МГ ОБСЕ Алиев, упоминая руины и разрушения, оставленные покидающими территории армянами, скажет представителям США, Франции и России: «Они вели себя как дикари – такое поведение иначе не назовешь«. Такого рода сентенции звучали на протяжнее всего послевоенного года. В преддверии годовщины начала войны Ильхам Алиев вновь выступал с обвинениями и угрозами. «Масштабы […] вандализма просто зашкаливают. Еще армяне выкапывали мертвых, вытаскивали золотые зубы, переплавляли и продавали. Представьте, кому в голову придет такое? Вот с кем мы столкнулись и что мы победили. Я говорил: мы не просто восстановили территориальную целостность, мы победили огромное зло»[44]. Трудно поверить, что за кулисами этой враждебной риторики скрывается пылкое желание создавать и развивать устойчивые мирные отношения.
Правительство Азербайджана заявляло и о намерении выступить с требованиями финансовой компенсации за разрушенные города и деревни. «Можно сказать, на 99% освобожденных территорий, — заявил Ильхам Алиев, — уничтожены все здания – жилые дома, школы, больницы, общественные здания, исторические памятники, могилы наших предков, мечети. […] Это зверство, вандализм, это военное преступление. […] При участии международных экспертов будет подсчитан материальный и моральный ущерб […] в организованном порядке будем привлекать врага к международным судам, они выплатят компенсацию, ответят и отвечают за свои грязные деяния«[45]. Из очередной войны Азербайджан и Армения вышли врагами и нет причин думать, что в ближайшие годы эта ситуация изменится.
Когда звучит первый азан[46]
Конфликт был и остается националистическим и территориальным, но война подчеркнула возросшую значимость религиозных коннотаций. Их усилению способствовала, в первую очередь, армянская сторона. Образ Армении, как маленького, но гордого форпоста христианства на границе с огромным мусульманским и тюркским миром, создавался многие годы и давно превратился в расхожее клише. Неудивительно, что в момент войны некоторые европейские СМИ рассматривали конфликт как христианско-мусульманский. В Армении всеми силами старались поддерживать такие представления и подчеркивали конфессиональный компонент противостояния[47].
В ответ выставлялись шаблонные тексты рассказывающие, что Армения мононациональна, в то время как Азербайджан мультиэтническая и поликонфессиональная страна, с сугубо толерантным режимом межэтнических отношений. Однако в обращениях для внутренней аудитории, перенаправляемых и на «братскую» Турцию (и, шире, на «мусульманский мир») религиозным коннотациям придавалось заметное внимание. Рассказ о «варварстве» армян, превративших мечети в свинарники или вовсе разрушивших мусульманские культовые здания, стал важнейшим компонентом мобилизационного дискурса. Неслучайно Ильхам Алиев дважды упомянул о свиньях и мечетях в своей несколько сумбурной победной речи. «Чтобы оскорбить нас, задеть нашу гордость озверевший враг содержал свиней в полуразрушенных мечетях […]. Тот, кто содержит в наших мечетях свиней, сам свинья«[48].
Этот сюжет не был изобретен специально для осеней войны, скорее только зазвучал с новой силой. Очевидно, что Алиев намеревается и впредь активно пользоваться в определенных контекстах дискурсом глубоко оскорбленных мусульман. 17 декабря глава светского Азербайджана принимая нового посла Исламской республики Афганистан рассказывал, что: «Наши мечети либо разрушены, либо использовались для содержания скота. Этим они оскорбили чувства не только азербайджанцев, но и мусульман всего мира. […] Как вы знаете, в некоторых случаях Армения предпринимает попытки наладить связи или укрепить отношения с мусульманскими странами. Но я уверен, что мусульмане всего мира, увидев эти видео, дадут сильный месседж своим правительствам, чтобы они воздерживались от любых контактов со страной, которая разрушает мечети, держит там свиней и поощряет исламофобию. […] я считаю, что все мусульмане мира, объединив свои голоса, должны послать агрессору сильный месседж о том, что то, что они сделали, неприемлемо и не будет забыто мусульманами«[49].
Если взглянуть на конфликт в тридцатилетней ретроспективе, то следует признать, что усиление религиозного фактора было неизбежно. За прошедшие после распада Советского союза годы в обеих республиках религия стала важнейшей частью официального дискурса и ключевым компонентом национальной идентичности. Новые постсоветские поколения граждан гораздо более религиозны, чем те армяне и азербайджанцы, которые сошлись на поле боя в Первую Карабахскую войну. Именно к этому новому поколению обращается Мехрибан Алиева с уже почти тривиальными изречениями: «Наши священные места, которые когда-то варварски были разрушены армянами и превращены в хлев, вновь возродятся, и во всех мечетях на территории Карабаха будут слышны звуки азана и возносимых молитв!«[50]
Конечно, оба режима официально и по факту секулярные. В то же время отношения с исламом у азербайджанских властей всегда были и останутся более сложными, чем отношения с христианством у властей Армении. Армения претендует на символический статус первого государства, где христианство стало государственной религией. В Азербайджане начиная от президента и заканчивая любым публичным актором или обывателем принято подчеркивать символическую приверженность Исламу, как важнейшему составному компоненту национальной традиции. Вместе с тем значительная часть населения стала практикующими мусульманами, некоторые даже членами радикальных салафитских и шиитских сообществ. Очевидно, что открытое участие Турции в конфликте в свою очередь добавило значимости религиозному фактору. В отличие от Ильхама Алиева у Реджепа Эрдогана отношения с Исламом весьма прямолинейные. Глава Турции ревностный мусульманин, привнесший исламские традиции и символику в публичную политику после того, как его Партия справедливости и развития пришла к власти в 2002 году.
«Память о них будет вечно жить в наших сердцах»
Если судить по старту, то в ближайшие десятилетия в Азербайджане развернется внушительная коммеморация Второй Карабахской войны. Политический режим максимально использует ресурс победы в «Отечественной войне» в целях собственной легитимации и получит в этом массовую поддержку. Публичные интеллектуалы, деятели искусства и культуры, простые граждане с большим энтузиазмом производят и потребляют коммеморативный дискурс победы. Образу президента – «Алиеву Второму Победоносному»[51], будет отведено центральное место в этой коммеморации. Он наконец сможет окончательно выйти из тени своего отца – «великого общенационального лидера» и «спасителя нации» Гейдара Алиева «Первого». Внушительная и быстрая победа в войне, как и создание «победоносной армии» – это заслуги, который Ильхам Алиев может целиком приписать себе.
Эпитетов жалеть не будут. Если война, то «Отечественная». Если победа, то обязательно историческая. Армия только победоносная, героическая, каждое сражение ее вписано золотыми буквами в национальные хроники. Если верховный командующий, то блистательный, победоносный и дальновидный. Если и возвращение в вернувшиеся под контроль Азербайджана регионы, то только великое. «Продолжается прием работ на выставку «Великое возвращение. Конец разлуке», организованную Азербайджанской государственной художественной галереей. Цель выставки, посвященной отваге и героизму нашей армии, – возрождение азербайджанской культуры на освобожденных от оккупации территориях»[52]. Если и строить «Дорогу Победы» в Шушу, то только грандиозную[53].
В календаре уже в первые недели после войны появились новые «красные дни» — «День памяти» (27 сентября — начало войны) и «День Победы» (8 ноября), которым стал день взятия ключевого города — Шуши, «бьющегося сердца нашего Карабаха», «Консерватории Востока» и «Колыбели азербайджанской музыки»[54]. 4 декабря в Азербайджане минутой молчания, автомобильными гудками и сиренами почтили память 2 783 шахидов — именно такое количество солдат и офицеров по первой официальной версии потеряла азербайджанская армия. Позже цифры уточнялись. К годовщине победы появились и «первые жертвы» патриотической коммеморации. Потерявшаяся во многочисленных новых памятных датах директор средней школы, перепутавшая «День памяти» с «Днем победы» была отправлена в отставку[55]. Любые даже случайные попытки отклониться от официального дискурса и ритуала будут и впредь строго пресекаться. Несмотря на всеобщее согласие по поводу победы, власть не способна отойти от привычек тотального контроля за публичными высказываниями.
10 декабря в Баку в присутствии Реджепа Тайипа Эрдогана прошел «парад Победы» — «посвященный великой Победе Азербайджана в Отечественной войне – операции «Железный кулак»«. Объединив в одном пестром букете все главные тезисы, обосновывающие право Азербайджана на войну, президент Алиев убеждал свою аудиторию в том, что: «Избираясь в 2003 году на пост Президента, […] поклялся на нашей Конституции и священном Коране, что [будет] защищать территориальную целостность Азербайджана. Сегодня с чувством большой гордости могу сказать, что Азербайджан добился поставленной цели, восстановил историческую справедливость, международное право«.
В куда более захватывающей и цветистой речи глава Турции (как оратор Алиев ему не конкурент) вспомнил и ставший символом победы цветок хары бюльбюль и национального героя Мубариза Ибрагимова, цитировал строки из поэтических произведений. «Цветок хары бюльбюль, находившийся в плену, свободен и станет еще прекраснее. […] Сегодня – день победы и гордости для всех нас, для всего тюркского мира. Я бесконечно благодарен Всевышнему за подаренные нам эти дни. Всей душой хочу сегодня повторить: Карабах – это Азербайджан! […] Идя рука об руку, Турция и Азербайджан с позволения Аллаха будут преодолевать трудности, добиваться еще больших успехов. Да поможет нам Аллах!«[56].
Не дожидаясь помощи всевышнего, азербайджанская власть весьма бойко взялась за реализацию политики коммеморации «Отечественной войны» в первые же дни после ее завершения. Новая станция метро в Баку была названа в память о победе — «8 ноября». Были учреждены два новых ордена «Зяфяр» («Победы») и «Карабах». С десяток новых медалей, среди которых «Герой Отечественной войны» и даже медаль «За заслуги в тылу в Отечественной войне»[57]. Никто не был забыт. Мехрибан Алиева воспользовавшись в своем обращении к нации по случаю победы сталинским — «братья и сестры» вспомнила всех, от шахидов до «братского народа Турции и лично Президента Реджепа Тайипа Эрдогана«, и «всего азербайджанского народа, который в тылу, объединившись в единый кулак, продемонстрировал всему миру нашу солидарность и мощь Азербайджанского государства!«[58].
Были выпущены почтовая марка и конверты «Одна нация, два государства. Парад Победы». «Сюжет проекта посвящен азербайджано-турецкому братству и моральной поддержке, которую Турция оказала нашей стране в период 44-дневной войны«[59]. Союз композиторов Азербайджана объявил, что его члены «будут работать над созданием новых произведений, отражающих Победу«[60]. Известный писатель Натиг Расул-заде «в три недели, с журналистской оперативностью, написал» роман «Полковник»[61]. Не меньшую оперативность проявили и некоторые художники. Ашраф Гейбатов уверял, что начал работу над панно «Праздник победы в Карабахе» уже вначале войны[62].
«В целях демонстрации беспримерного героизма и грандиозной исторической победы азербайджанского народа в Отечественной войне, увековечения светлой памяти наших шахидов«, президент Алиев постановил: «Создать в городе Баку Азербайджанской Республики Мемориальный комплекс Отечественной войны и Музей Победы«[63]. В мае в Агдаме заложили «Музей Победы» и «Музей Оккупации»[64].
В новом административном здании Генеральной прокуратуры уже в феврале верховного главнокомандующего знакомили с «историко-мемориальной галереей, посвященной 44-дневной Отечественной войне»[65].
Самым нашумевшим событием за прошедший год стал музей под открытым небом — «Парк военных трофеев», открытый в апреле в Баку. Этот музей стал яркой демонстрацией смены дискурса памяти с травмы на триумф, а заодно и весьма откровенным подтверждением, что образ врага был, есть и останется востребованным в ближайшие годы.
В центре композиции наделенные стереотипными этническими чертами манекены, изображающие поверженных армянских военнослужащих, и трофейная техника. Но наиболее прямолинейным высказыванием в духе «хороший противник – мертвый противник» стала экспозиция с сотнями касок погибших армянских солдат и офицеров. Музей с дня своего открытия стал популярным местом для посещений. В особенности для семей с маленькими детьми.
Главное из искусств — поэзия (в стране только ленивый не пишет стихов) заявила о себе уже в дни военного противостояния. В августе 2021 года в Шуше наиболее плодовитые стихотворцы, вроде Сабира Рустамханлы, представляли на суд слушателей готовые многословные поэмы, «воспевающие героические сцены 44-дневной Отечественной войны, а также борьбу нашего народа за независимость и целостность»[66]. Ковроткачи, следующее по значимости искусство, приступили к созданию коллекции ковров «Победа»[67]. «Дипломные работы группы студентов, окончивших в этом году Азербайджанскую государственную академию художеств, посвящены патриотической теме. Неслучайно, что молодежь обратилась к данной теме. Великая Победа, завоеванная славной Азербайджанской армией в 44-дневной Отечественной войне, доблесть наших отважных сынов и дочерей, превратившаяся в легенду, стали настоящим источником вдохновения для творческой молодежи»[68].
Можно с большой степенью уверенности предсказать, что в ближайшие годы на суд зрителей представят игровой фильм о войне. Возможно даже сериал. Власть не поскупится на бюджет. По сложившейся традиции для участия в нем могут пригласить зарубежных исполнителей. Будут вновь и вновь выпускаться марки и значки (в особенности в юбилейные годы), открытки и документальные фильмы, социальная реклама и видео ролики (их уже выпустили множество). Певцы будут посвящать новые песни победе, героям войны, военному и политическому гению «непобедимого» и «победоносного» верховного главнокомандующего. Композиторы посвятят этим событиям симфонии и оперы. Писатели и поэты будут не покладая рук создавать новые романы, повести и поэмы.
Можно смело предположить, что коммеморативная эстетика и дискурсы азербайджанской «отечественной войны» будут и впредь откровенно напоминать их аналоги, многие годы создававшиеся вокруг празднования советского «9 мая». Многочисленные прямые заимствования из дискурса о Великой Отечественной войне и победы над фашизмом, как «мировым злом», были популярны все тридцать лет конфликта и оказались чрезвычайно востребованными в дни войны[69], когда разворачивалась битва, по словам того же Натика Расулзаде, с «армяно-фашистскими оккупантами«[70]. Неудивительно, что та же тенденция просматривается и после победы. Даже описание героического пути того или иного гази (именно это слово из исламского дискурса используется для обозначения ветеранов) воспроизводит модель «от Москвы до Берлина». В «День Памяти» шахидом 27 сентября 2021 года в Баку было организованно шествие по аналогии с акцией «Бессмертный полк». В азербайджанском исполнении этот коллективный ритуал приобрел милитаристский и весьма воинственный характер.
Президент в первые месяцы после войны заявил, посещая вернувшиеся под контроль Азербайджана территории, что «Во всех городах будут возведены памятники победы, и сюда вернется жизнь«[71]. Аллеи шахидов, на территории которых предаются земле погибшие на войне солдаты и офицеры, приобретут новые смыслы, станут местами сохранения живой памяти на многие годы. Множество семей потеряли родных и близких на этой войне и «память о них, — как в духе привычной с советского времени риторики выразился президент Азербайджана, — будет вечно жить в наших сердцах«[72]. Ветераны войны десятилетиями будут посещать уроки в школах, участвовать в парадах и различных коллективных мероприятиях.
Победа в «Священной», «Отечественной» войне имеет все шансы превратиться в важнейшее место национальной памяти. Недаром многие публичные интеллектуалы, с энтузиазмом включившиеся в пропагандистскую кампанию «войны до победного конца», заговорили о рождении в ее горниле новой нации. «Мы вновь рождаемся: в муках, в битвах, в ужасах, в то же время в великом воодушевлении, — патетически восклицает Эльмир Мирзоев, — даже в известной эйфории. На этот раз рождаемся как Политическая Нация«[73].
В Армении война также стала местом памяти. Если государство переживет свое поражение и сохранится как некое жизнеспособное политическое образование, то к списку траурных дат, в числе которых центральное место отводится геноциду, прибавятся и события осени 2020 года. Память о войне и «павших героях» превратиться в важнейший компонент нового мобилизационного дискурса. Первый шаг в этом направлении армянские власти уже сделали. «19 декабря исполняется 40 дней с момента окончания боевых действий, по этому случаю с этого дня в Республике Армения будет объявлен трехдневный траур«[74]. Запланированные мероприятия — поминальное шествие и посещение военного пантеона «Ераблур» — вполне могут превратиться в традиционные. В годовщину начала войны в Ереване прошло факельное шествие в память о ее жертвах с армянской стороны – еще один ритуал, имеющий все шансы на долгую жизнь.
Что наверняка сохранится практически в неизменной форме в обеих странах, так это конфликтующие исторические политики и политики памяти. Обе стороны по-прежнему и, возможно, с еще большим энтузиазмом будут производить образы врага и национальные мифы, отстаивать свои «исторические права» на все те же территории и культурное наследие.
Если на столе лежит пистолет
Будущее двух сообществ уже было потрачено на Вторую Карабахскую войну. Ресурсы, которые могли помочь в реализации социальных и экономических проектов, реформировании системы образования и здравоохранения ушли на приобретение вооружения. На танки и пушки, которые если и не сгорели в боях, то через 15–20 лет окажутся безнадежно устаревшими.
В той логике национализма и в тех дискурсивных рамках, в каких мыслили и рассуждали конфликтующие стороны достигнуть какого-либо взаимопонимания и компромисса было невозможно. Не было шансов начать диалог и тем более изменить свое отношение к будущему, а значит и изменить само будущее. Конфликтующие общества так и остались в прошлом, в мире романтического национализма, когда героическая смерть за родину, понимаемую как конкретная территория, или участие в уничтожении врагов, необходимое для поддержания «национальной чести», остаются высшими и полностью одобряемыми формами патриотического гражданского акта.
Нагорно-Карабахский, как и любой такого рода националистический территориальный конфликт, выражаясь словами социолога Роджерса Брубейкера «в принципе, по природе своей, неразрешим«. Военный кровопролитный вариант его «решения» — это метод мышления в рамках «архитектонической иллюзии«, которая «состоит в убеждении, что правильная “масштабная архитектура”, верные территориальные и институциональные рамки, могут удовлетворить запросы националистов, утихомирить националистические эмоции, и таким образом разрешить национальные конфликты«. Однако, хронический конфликт «имманентен националистической политике, является ее неотъемлемой частью«, а «поиск всеобщего “архитектурного” решения национальных конфликтов является заблуждением в принципе и зачастую, катастрофой на практике«[75].
Альтернативой может быть мирная трансформация конфликта. Создание новым рамок и представлений о важности и значимости территорий, новый не мифологизированный и не подчиненный обслуживанию самого конфликта взгляд на историю и прошлое, иное отношение к фундаментальному праву на жизнь и на право убивать. Это долгий и трудный путь, требующий больших запасов терпения. Начинать следовало с кропотливой и аккуратной работы по созданию мер доверия. Альтернатива — война и гибель множества преимущественно молодых людей. Участники Нагорно-Карабахского конфликта выбрали как раз такую альтернативу и демонстрируют последовательную ей приверженность.
Война и репрезентация ее результатов как несомненного успеха Алиевского режима заметно поколебала и без того очень непрочные позиции сторонников мирной трансформации националистических территориальных конфликтов на постсоветском пространстве. Да и во всем мире. Особенный интерес эти события вызвали в Украине, где сторонники военного решения укрепились в своих представлениях. Однако «лежащий на столе пистолет«[76] никак не помогает переговорам. Такие угрозы еще никого не убеждали. «Пистолет» полезен только для ведения войны. Он и приобретается именно с этой целью.
Самым драматическим итогом событий осени 2020 года можно считать то, что для большого числа простых людей, как и для обладающих властью политиков в разных странах война стала еще более привлекательным востребованным и эффективным методом консолидации национального сообщества. Национализму милитаристского и реваншистского толка был придан новый и мощный импульс. Если война между, например, странами членами ЕС не рассматривается в качестве легитимного метода разрешения споров, то на постсоветском пространстве все иначе. Войны случаются и принимают все более масштабный характер. Границы были и остаются переменчивыми и ненадежными. Стабильность не только политических режимов, но и вопросы существования самих государств могут решаться на поле боя, а женщины продолжают производить на свет будущих защитников отечества.
Работа над текстом началась в сентябре 2020 года, после начала Второй Карабахской войны. Частично статья была опубликована на английском языке в: Philip Gamaghelyan & Sergey Rumyantsev (2021), The road to the Second Karabakh War: the role of ethno-centric narratives in the Nagorno-Karabakh conflict // Caucasus Survey, VOL 9, NO 3, 320-336, https://www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/23761199.2021.1932068